Константин пришёл в каменные коридоры тюрьмы с редкой для этой работы прямотой. 1996 год казался переломом, разговоры о моратории ходили по коридорам как холодный ветер. Он встретил отца одной из жертв, и в его словах была не мольба, а требование. Это требование зацепило Константина так глубоко, что он стал искать выход не в законе, а в действии. Вместе с несколькими сослуживцами они придумали схему: передачи исполнения приговоров сторонним структурам под видом рутинной работы. Всё выглядело практично и понятно.
Но практичность быстро обрастала другими вещами. Деньги вошли в игру тихо, почти незаметно, а вместе с ними пришли договорённости, тайные встречи, списки тех, кто готов закрыть глаза. То, что начиналось как попытка вернуть справедливость для близких, превратилось в рынок. Границы между правдой и выгодой стерлись. Константин понял это поздно, когда уже не мог сказать, ради чего он встал на ту дорогу — ради мести или ради прибыли. И тюрьма, с её железом и тишиной, стала зеркалом тех, кто умел оправдывать всё.